Мы продолжаем публикацию воспоминаний наших земляков о старом Ишимбае, которые составят памятный цикл, приуроченный к 75-летнему юбилею города. В этот раз в путешествие «по волнам своей памяти» отправляется известный ишимбайский художник и замечательный мастер слова Геннадий Немчинов.
Толик
В нашем дворе на углу улиц Советской и Геологической, окруженном двухподъездными бараками, сараями и палисадниками, буйно заросшими красной бузиной, детворы хватало… В бараках-белёнках, крытых, будто рыбьей чешуей, дранкой на манер черепицы, проживали беспокойные и шумные многодетные семейства. В семье Сидоровых – четверо «фулюганов». У Пакиных - девчонка и двое задир, каких поискать. Плужниковых – два братца, старшенький из которых был невозможно рыжей масти, хотя в родителях и братишке сей жаркий колор отсутствовал напрочь. Да прибавить матерей–одиночек, и набиралось еще семь - девять стриженых голов. Так что ссоры и выяснения «чьи сегодня виноваты?» в столь разношерстном и разнокалиберном контингенте вспыхивали довольно часто.
Однажды «дружное» дворовое сообщество облетела удивившая и поразившая всех новость – во дворе со своим семейством поселился городской прокурор по фамилии Бабак. Сей важный факт население двора сразу же восприняло как знак. Некий защитный тотем. Это прибавляло каждому обитателю если не значимости, то уж точно служило предметом особой гордости - не в каждом дворе был собственный прокурор. Но и только. Надо сказать, что даже это громкое событие почти никак не повлияло на бурную жизнь двора, которая по-прежнему продолжала оставаться суматошной и такой же крикливой.
У прокурора было два сына. Младший - наш сверстник, худенький, с большими тихими глазами мальчик. Мы, ребятня, сразу стали звать его «Толик Бабаков», почему-то с фамилией. Как сказалось, так и осталось. Наши же родители за глаза звали Толика солидно – «сын прокурора». Сознавал ли он свое особое положение «не такой как все» и такое к себе почтение? Вряд ли. Во всяком случае, в отношении нас это никак не проявлялось. Участия в наших играх и ссорах Толик никогда не принимал. Было ли тому причиной строгое воспитание или занимаемое высокое положение его отца? Скорее всего, и то, и другое. Семья же прокурора со всеми обитателями двора всегда сохраняла некую дистанцию и на все соседские «зрассте» отвечала киванием и проходила к себе. Впрочем, они и жили обособленно, занимая всё левое крыло барака, состоявшее из трех комнат, кухни и ванной(!) А еще им принадлежал яблоневый сад. Но, странное дело, нам, сорвиголовам, даже в голову не влетало завидовать и, хуже того, воровать яблоки у Толика. Не у прокурора, а именно у «Толика». Это было негласным табу. Нас вполне устраивали свои непроходимые джунгли бузины, которые идеально подходили для игр в «войнушку», прятки, а также служили укрытием для засад и охоты на воробьев.
Самыми замечательными моментами в редких общениях с Толиком «Бабаковым» были те, когда он приглашал (если не было родителей) кого-то из нас к себе домой... Сразу из коридора ты попадал в сказочный мягкий ковровый Мир. Ковры были везде: на стенах, на диванах, на полу, разве что не было их на потолке… Из мерцающего темной полировкой серванта Толик доставал большую красивую коробку, не спеша открывал крышку и осторожно пододвигал «гостю». Сопливый гость, утопая коленками в мягкости ковра, стесняясь дырявых носков и одновременно пытаясь хоть как-то это скрыть, с тихим восторгом, не отрываясь, поедал глазами содержимое коробки. Там в уютных ячейках, аккуратно уложенные, мирно жили разноцветно-сверкающие легковые машинки. «Зимы», «Чайки», «Победы», «Москвичи»… были, как настоящие! Внутри у каждой был руль, дверцы открывались, а шины были резиновые. При нажатии сверху машинка мягко и бесшумно приседала… Сейчас этим никого не удивишь, а тогда, в 60-ые… В этой же комнате, у окна, я впервые в жизни увидел огромный, весь залитый зеленовато-голубым светом аквариум с золотыми рыбками. Чуть шевеля вуалью шелковых хвостов, они медленно и невесомо парили среди ярко-зеленых причудливых водорослей, подводных скал, гротов и затонувших кораблей. Это было потрясением!
В одну из зим, тихой морозной ночью в доме прокурора прогремел взрыв. Взорвался водяной нагревательный титан в ванной комнате. В дыму и в клубах известковой пыли по глубокому снегу в панике бестолково топтались полураздетые - кто во что успел - растерянные соседи со всего двора. Ревели сирены пожарных машин… На сугробах снега в желтых квадратах оконного света я увидел какие-то алые плевочки. Это были замерзшие золотые рыбки. А недалеко от кухонного окна, выброшенная из межрамья взрывной волной, в снегу бомбочкой торчала тушка мороженой курицы. Тогда еще подумалось: вот и умерла курочка во второй раз…
Вскоре Толик с родителями куда-то уехали. Было ли причиной их отъезда это происшествие или получение его отцом нового места назначения, точно не известно. Доходили слухи, что проживали они какое-то время не то в Кургане, не то в Магнитогорске. А память оставила и сохранила только того мальчика с тихими глазами, которого мы, вспоминая, всегда уважительно называли: Толик Бабаков – сын прокурора.
